Оксиковский Владимир
Катилась тройкой по Руси дурная слава,
А я бежал за ней вприпрыжку да кричал.
Мой стих в кабачно-водочной приправе
Налит в гранёный родиной бокал.
Я словно бритвой полоснул по нервам синью,
И брызнет Русь в казённых сапогах,
И над моей могилой кто-то вспомнит имя,
Той, что приходит только в вещих снах.
Словно матушка у окна
Слезами даль стирает,
А у неба не видно дна,
Тем кто верит и ожидает.
И на взлёте алой зари,
Жутко красной, что нету мочи,
Мне горланили глухари,
Мою белую смерть пророча.
В перчатках лайковых, в цилиндре да во фраке
Ходил поэт по жизни сверху вниз,
Я выдумал свои пивные драки,
Как комиссары — социализм.
И если жизнь со мною все смелее,
И лезет в братство сонная орда,
Мне с проститутками гораздо веселее:
Те тело продают, а не слова!
Словно матушка у окна
Слезами даль стирает,
А у неба не видно дна,
Тем кто верит и ожидает.
И на взлёте алой зари,
Жутко красной, что нету мочи,
Мне горланили глухари,
Мою белую смерть пророча.
А может, я неправ — жил честно, но без веры,
Из двух товарищей ни гусь, и ни свинья,
Но кто был прав, проверю в “Англетере”:
Русская верёвка или я.
Поэты это подлое сословье —
Всегда стараются не вовремя уйти,
Когда на бездорожье многословье
И безнадёжны легкие пути.
И Черный человек — не бред собачий.
Кто он — не знаю, но являлся всем,
Когда устанешь быть хмельным и зрячим,
И бог не дарит ни любви, ни тем…
Словно матушка у окна
Слезами даль стирает,
А у неба не видно дна,
Тем кто верит и ожидает.
И на взлёте алой зари,
Жутко красной, что нету мочи,
Мне горланили глухари,
Мою белую смерть пророча.