Лобановский Александр
Мимо русского села
Русская пехота,
Отступая к Волге шла,
Численностью рота.
У плетня опавший вяз
Сгорбленный и древний,
Неожиданный приказ:
Защищать деревню!
Ой, вы! Ой, вы! Серые шинели,
От степного солнца поседели.
К вам на крышу пулемёт
Разреши, хозяйка,
Вот консервы на обед,
Вот и хлеба пайка.
Сколько лет?! –
Девятнадцать мне,
Родом я с Урала,
Побывать успел в огне,
Отступал немало.
Ой, вы! Ой, вы! Серые шинели,
От огня и пота потемнели.
Ой, хозяйка, без платка
Ты совсем красива,
Косы в кольца, в два витка…
Чтож ты так пуглива?
Это кто? – Отец. – А это?! –
Муж – не плачь не стоит…
Это брат, и писем нет..
Где-то под Москвою…
Ой, вы! Ой, вы! Серые шинели,
От пролитой крови почернели!
Видишь пыль? Вон там видать,
Танки на просёлке,
Через год узнает мать:
Где-то возле Волги…
Нет, я смерти не боюсь,
Парень я отпетый,
Вот жениться не женюсь
Не узнаю это…
Ой, вы! Ой, вы! Серые шинели,
Наши холостяцкие постели!
Мне б один единый раз
Этот самый номер,
Я б тогда, фашисты, Вас,
Я б счастливый помер.
Слышь, хозяюшка, ответь,
Не вини, касатка,
Говорят приятно, ведь,
Болезно и сладко…
Ой, вы! Ой, вы! Серые шинели,
Самой главной песни не допели.
Баба бровью повела,
Двери притворила,
На шинель сама легла,
Молча грудь открыла,
А глаза совсем мертвы…
Что же это люди?…
“Что стоишь – сюда иди,
Танки скоро будут!”
На седой израненной шинели
Руки обнажённые белели.
На колени он упал
И с хрипатым стоном
Эти руки целовал,
Руки русским жёнам.
А она, скользнув к нему,
Задохнулась: милый!
И сама его всему
Ласково учила…
Ой, вы! Ой, вы! Серые шинели.
Если б Вы умели петь, вы бы так запели.
Утром вырыта могила,
Плат стянув потуже,
Баба мужа хоронила
При живом-то муже.
Мне пропели этот сказ,
Прошлое листая,
Тот опять зацветший вяз,
Да, шинель седая!
Ой, вы! Ой, вы! Русские шинели,
Вы ещё и не про это бы
Рассказать сумели!
Ой, вы! Ой, вы! Серые шинели,
Вы ещё и не про это бы,
Вы ещё и не про это бы
Рассказать сумели.
Ленинград зима 1968-1969 год.