Егоров Вадим
Над Москвою-рекой шар закатный и алый,
и Кремля купола так горят — хоть туши…
Кадаши, Кадаши — заповедничек малый
в переулках Москвы, в закоулках души.
Злые ливни веков по Москве барабанят,
но не трогают в замоскворецкой тиши
Кадашевский тупик, Кадашевские бани,
Кадашевскую глушь, Кадаши, Кадаши…
Здесь над царской парчой колдовали ткачихи,
здесь свои сундуки набивали скупцы,
и пивали чаи молодые купчихи,
и бивали купчих молодые купцы.
Здесь росли по иным домостроям и меркам,
здесь умели врага выпроваживать вон,
и к заутрене шли в Воскресенскую церковь
под хрустальный ее, под малиновый звон.
Наш грубеющий слух и поныне ласкают,
оставляя в душе несмываемый след,
Моховая, Манеж, Маросейка, Тверская,
и Остоженки гул, и Пречистенки свет.
Сколько новых имен полнят города улей!
Этих новшеств во мне не взойдут семена:
имена городов и названия улиц
неизменны во мне, как людей имена.
…Вот еще один день мы с тобой отдышали.
Ухожу, ухожу, и наказ мой таков:
Кадаши, Кадаши, — дай вам Бог Кадашами
быть векам вопреки и во веки веков.
Чтоб стояли всегда в серой утренней рани —
так стары, так обшарпаны, так хороши —
Кадашевский тупик, Кадашевские бани,
Кадашевская глушь, Кадаши, Кадаши…
(февраль 1984)